Низенькие, легко маскируются – их чрезвычайно трудно обнаружить
Способность немцев преподносить крайне неприятные «сюрпризы» советским танкистам даже в победоносный для Красной Армии период войны – в 1943-45 годах общеизвестна. Грозные «Тигры» и «Пантеры», сожженные немецкими «фаустниками» советские танки – кто из любителей военной истории не имеет представления об этом?
А вот о том, как результативно немцы использовали свои штурмовые орудия StuG III, которые у нас традиционно зовут «Артштурмами», в засадах в качестве танкоистребителей известно у нас гораздо меньше.
Способность немцев преподносить крайне неприятные «сюрпризы» советским танкистам даже в победоносный для Красной Армии период войны – в 1943-45 годах общеизвестна. Грозные «Тигры» и «Пантеры», сожженные немецкими «фаустниками» советские танки – кто из любителей военной истории не имеет представления об этом?
А вот о том, как результативно немцы использовали свои штурмовые орудия StuG III, которые у нас традиционно зовут «Артштурмами», в засадах в качестве танкоистребителей известно у нас гораздо меньше.
Справка
Sturmgeschutz III (StuG III; Штурмгешютц III, Штуг III) — средняя по массе немецкая самоходно-артиллерийская установка класса штурмовых орудий времен Второй мировой войны на базе танка PzKpfw III. Серийно выпускалась в различных модификациях с 1940 по 1945 год. В советской литературе эту машину сначала именовали «Арт-Штурм», затем – «Артштурм».
Sturmgeschutz III (StuG III; Штурмгешютц III, Штуг III) — средняя по массе немецкая самоходно-артиллерийская установка класса штурмовых орудий времен Второй мировой войны на базе танка PzKpfw III. Серийно выпускалась в различных модификациях с 1940 по 1945 год. В советской литературе эту машину сначала именовали «Арт-Штурм», затем – «Артштурм».
Печальная судьба головных дозоров
Между тем, такие засады зачастую стоили тяжелых потерь наступающим советским танкистам. Командиру Т-34 Арсению Родькину довелось столкнуться с такими засадами «Артштурмов» летом 1944 года, участвуя в операции «Багратион». Вот как они ему запомнились:
«В атаку не ходили. Редко нам приходилось делать классическое наступление на подготовленную оборону. Немцы пользовались засадами, в которых, как правило, использовали «Артштурмы» – самоходные установки с 75-мм пушкой. Они очень тихо двигались, низенькие, легко маскируются – их чрезвычайно трудно обнаружить. Мы шли походной колонной – головной дозор, несколько танков впереди, остальные на расстоянии. Если немцы устроили засаду, как правило, головной дозор накрывается женским детородным органом. Живые выскакивали, оставшиеся танки начинали стрелять. А куда стрелять? Черт его знает! Они уже смотались. Постреляли, свернулись в колонну и опять их преследуем. Кого нагоним – уничтожаем».
Фото:Штурмовое орудие Sturmgeschütz III Ausführung B 244-го дивизиона штурмовых орудий вермахта (Sturmgeschütz Abteilung 244) с солдатами 1-го батальона 194-го пехотного полка вермахта на Смоленской улице в Сталинграде.
Между тем, такие засады зачастую стоили тяжелых потерь наступающим советским танкистам. Командиру Т-34 Арсению Родькину довелось столкнуться с такими засадами «Артштурмов» летом 1944 года, участвуя в операции «Багратион». Вот как они ему запомнились:
«В атаку не ходили. Редко нам приходилось делать классическое наступление на подготовленную оборону. Немцы пользовались засадами, в которых, как правило, использовали «Артштурмы» – самоходные установки с 75-мм пушкой. Они очень тихо двигались, низенькие, легко маскируются – их чрезвычайно трудно обнаружить. Мы шли походной колонной – головной дозор, несколько танков впереди, остальные на расстоянии. Если немцы устроили засаду, как правило, головной дозор накрывается женским детородным органом. Живые выскакивали, оставшиеся танки начинали стрелять. А куда стрелять? Черт его знает! Они уже смотались. Постреляли, свернулись в колонну и опять их преследуем. Кого нагоним – уничтожаем».
Фото:Штурмовое орудие Sturmgeschütz III Ausführung B 244-го дивизиона штурмовых орудий вермахта (Sturmgeschütz Abteilung 244) с солдатами 1-го батальона 194-го пехотного полка вермахта на Смоленской улице в Сталинграде.
Вот только нагнать и уничтожить немецкие самоходки получалось далеко не всегда: «Вот раз наскочили на засаду. Два танка впереди сожгли, третий включил заднюю скорость и отходил, отстреливаясь. Ему прямо под погон башни болванку влепили, и он загорелся. А мы с дороги свернули и заглохли – кончилось топливо. Благодаря этому мы услышали, как внутри горящего танка кричали люди. Я сел за пушку и бил в направлении противника, а экипаж с огнетушителями побежал помогать. Открыли люк. Командир танка весь израненный выскочил, видимо, в горячке не понял, что ранен, и рядом с танком упал. Вытащили механика-водителя, командира орудия с перебитой ногой, погибли радист и заряжающий. Механик-водитель был без сознания и до госпиталя не доехал – умер по дороге».
Мы только развернулись, и они нам в борт влепили
В одной их таких засад был подбит и сгорел танк Родькина: «По дороге мы проехали несколько километров, поднялись на очередной пригорок, и вдруг я вижу, что впереди в метрах пятистах стоит поперек дороги танк и ведет огонь в сторону леса, что располагался слева. Черт возьми, что это? Я остановился. Справа от дороги какое-то строение, за которым спрятались два или три танка. Этот танк, который вел огонь, на моих глазах загорелся. Я подбежал к танкам, что стояли за домом: «Ребята, что происходит?» У них уже и раненые есть, перевязывают друг друга: «Там «тигры» или самоходки какие-то» – «А что за танк на дороге сожгли?» – «А черт его знает». Я вернулся, встал на башню, в бинокль смотрю, увидел эти «Артштурмы» в лесу метрах в восьмистах. Иватулин (мехвод – М.К.) потом рассказывал: «Бьют по нашему танку, а у меня командир взобрался на башню и рассматривает их в бинокль!» Мне же надо знать обстановку. Они прекратили стрелять. Чувствую, что я у них уже под прицелом, но они медлят стрелять. Что делать? «Жданов (наводчик – М.К.), как только Иватулин тронет, ты разворачивай пушку и веди огонь. А ты, Иватулин, разворачивайся и за это строение». Мы только развернулись, и они нам в борт влепили. Танк загорелся, все выскочили в правый, дальний от противника, кювет. Жданова нет. Я спрашиваю: «Жданов выскочил?» – «Выскочил». Начали его искать. В нашем кювете его не было. Переползли на другую сторону. Танк наш горит, снаряды в нем рвутся, правда, не детонируют. Начали обследовать кювет. Нашли его мертвым – одежда на нем полностью сгорела. Вернулись, я доложил командиру батальона, что машина сгорела, погиб Жданов».
Фото:Немецкое штурмовое орудие StuG III Ausf.F и солдаты вермахта на дороге под Новороссийском.
САУ из 210-го дивизиона штурмовых орудий вермахта (Sturmgeschütz-Abteilung 210).
В одной их таких засад был подбит и сгорел танк Родькина: «По дороге мы проехали несколько километров, поднялись на очередной пригорок, и вдруг я вижу, что впереди в метрах пятистах стоит поперек дороги танк и ведет огонь в сторону леса, что располагался слева. Черт возьми, что это? Я остановился. Справа от дороги какое-то строение, за которым спрятались два или три танка. Этот танк, который вел огонь, на моих глазах загорелся. Я подбежал к танкам, что стояли за домом: «Ребята, что происходит?» У них уже и раненые есть, перевязывают друг друга: «Там «тигры» или самоходки какие-то» – «А что за танк на дороге сожгли?» – «А черт его знает». Я вернулся, встал на башню, в бинокль смотрю, увидел эти «Артштурмы» в лесу метрах в восьмистах. Иватулин (мехвод – М.К.) потом рассказывал: «Бьют по нашему танку, а у меня командир взобрался на башню и рассматривает их в бинокль!» Мне же надо знать обстановку. Они прекратили стрелять. Чувствую, что я у них уже под прицелом, но они медлят стрелять. Что делать? «Жданов (наводчик – М.К.), как только Иватулин тронет, ты разворачивай пушку и веди огонь. А ты, Иватулин, разворачивайся и за это строение». Мы только развернулись, и они нам в борт влепили. Танк загорелся, все выскочили в правый, дальний от противника, кювет. Жданова нет. Я спрашиваю: «Жданов выскочил?» – «Выскочил». Начали его искать. В нашем кювете его не было. Переползли на другую сторону. Танк наш горит, снаряды в нем рвутся, правда, не детонируют. Начали обследовать кювет. Нашли его мертвым – одежда на нем полностью сгорела. Вернулись, я доложил командиру батальона, что машина сгорела, погиб Жданов».
Фото:Немецкое штурмовое орудие StuG III Ausf.F и солдаты вермахта на дороге под Новороссийском.
САУ из 210-го дивизиона штурмовых орудий вермахта (Sturmgeschütz-Abteilung 210).
Не он ли? Новороссийск, гора Колдун, я так понял до 70х годов там стояла техника подбитая... Счас уже только фрагменты мелкие встречаются :(
Трупы немцев из «Артштурма» выкидывать поленились
Конечно, не всегда экипажи «Артштурмов» оставались безнаказанными: «Пару дней мы простояли в лесу недалеко от того места, где сожгли нашу машину. У нас уже танка не было и от бомбежки и артобстрелов, которые были довольно частыми, мы спасались под машиной командира роты Чугунова. Вдруг вдалеке показались, по-видимому, те самые три «артштурма», что нас разбили, и стали двигаться по дороге в нашем направлении. Ну а у нас уже три или четыре танка к тому времени было. Две самоходки остались за возвышенностью, а одна пошла вперед. На ней еще было человек пятнадцать немецких десантников. Ей как врезали, так она и остановилась. Потом уже выяснилось, что болванка сорвала крышу рубки, а ее осколками искромсало весь десант и экипаж. Мы с Иватулиным пошли посмотреть, что с «артшрурмом». На броне лежат убитые, вокруг искромсанные валяются. Где половина трупа, где чего, ужасно… сверху мы всех мертвяков сбросили. Заглянул внутрь, там сидят мертвые немцы. Радиостанция работает. Я говорю: «Иватулин, давай в машину». Он залез, растолкал убитых немцев (неохота их было доставать), завел и мы поехали к своим. Вот так мы добыли себе танк. А чуть раньше экипаж Чугунова захватил немецкую машину-амфибию. Плавать там негде было, так мы винт включим и на полном газу по пыльной дороге проскочим до ближайшего леса. За нами пылища, как будто колонна идет, и немцы начинают артобстрел. Комбат, правда, предупредил, что мы можем доиграться, ведь с огнем не шутят, но мы продолжали так развлекаться».
Конечно, не всегда экипажи «Артштурмов» оставались безнаказанными: «Пару дней мы простояли в лесу недалеко от того места, где сожгли нашу машину. У нас уже танка не было и от бомбежки и артобстрелов, которые были довольно частыми, мы спасались под машиной командира роты Чугунова. Вдруг вдалеке показались, по-видимому, те самые три «артштурма», что нас разбили, и стали двигаться по дороге в нашем направлении. Ну а у нас уже три или четыре танка к тому времени было. Две самоходки остались за возвышенностью, а одна пошла вперед. На ней еще было человек пятнадцать немецких десантников. Ей как врезали, так она и остановилась. Потом уже выяснилось, что болванка сорвала крышу рубки, а ее осколками искромсало весь десант и экипаж. Мы с Иватулиным пошли посмотреть, что с «артшрурмом». На броне лежат убитые, вокруг искромсанные валяются. Где половина трупа, где чего, ужасно… сверху мы всех мертвяков сбросили. Заглянул внутрь, там сидят мертвые немцы. Радиостанция работает. Я говорю: «Иватулин, давай в машину». Он залез, растолкал убитых немцев (неохота их было доставать), завел и мы поехали к своим. Вот так мы добыли себе танк. А чуть раньше экипаж Чугунова захватил немецкую машину-амфибию. Плавать там негде было, так мы винт включим и на полном газу по пыльной дороге проскочим до ближайшего леса. За нами пылища, как будто колонна идет, и немцы начинают артобстрел. Комбат, правда, предупредил, что мы можем доиграться, ведь с огнем не шутят, но мы продолжали так развлекаться».
Короткое удовольствие от трофеев
Но долго наслаждаться трофейным «Артштурмом» Родькину с товарищами не пришлось. Успешно до того наступавшая часть оказалась в окружении: «Приехал комбат, видимо, получив приказ выходить из окружения, в котором мы оказались. Я его спросил, что мне делать, ведь у меня амфибия и «Артштурм». «Ну, тебя к черту с твоими фантазиями. Бросай все, садись на танк». Как же мы амфибию бросим? Мы по дороге гоняли, а поплавать так и не удалось, а очень хотелось, ведь мы же пацаны были. «Артштурм» бросили, надо было бы его сжечь, но мы второпях забыли». Амфибию попытались вытащить, но неудачно: «Танки вытянулись в колонну, а мы на машине влезли в ее середину. Они – стволы елочкой и лупят в разные стороны из орудий. Как выстрелит, нас ослепит, мы ничего не видим. А тут еще лес начался, деревья от взрывов снарядов падают на дорогу. Думали, застрянем, но нет. У лодочки обе оси ведущие, нос приподнят, она раз, раз, прижимает дерево и перескакивает. Где-то на повороте танки размесили грязь, получилась трясина, в которую мы, ослепленные выстрелами, заскочили. У нас и тросик был, мы говорим: «Ребята, зацепите». – «Ну тебя к черту. Тут надо из окружения выходить. А ты со своим…» – «Жалко же бросать. Вытяните нас». Пока мы рядились, колонна тронулась. Задние танки наехали и раздавили нашу амфибию. Пришлось забираться на танк. Не удалось нам на амфибии поплавать».
Но долго наслаждаться трофейным «Артштурмом» Родькину с товарищами не пришлось. Успешно до того наступавшая часть оказалась в окружении: «Приехал комбат, видимо, получив приказ выходить из окружения, в котором мы оказались. Я его спросил, что мне делать, ведь у меня амфибия и «Артштурм». «Ну, тебя к черту с твоими фантазиями. Бросай все, садись на танк». Как же мы амфибию бросим? Мы по дороге гоняли, а поплавать так и не удалось, а очень хотелось, ведь мы же пацаны были. «Артштурм» бросили, надо было бы его сжечь, но мы второпях забыли». Амфибию попытались вытащить, но неудачно: «Танки вытянулись в колонну, а мы на машине влезли в ее середину. Они – стволы елочкой и лупят в разные стороны из орудий. Как выстрелит, нас ослепит, мы ничего не видим. А тут еще лес начался, деревья от взрывов снарядов падают на дорогу. Думали, застрянем, но нет. У лодочки обе оси ведущие, нос приподнят, она раз, раз, прижимает дерево и перескакивает. Где-то на повороте танки размесили грязь, получилась трясина, в которую мы, ослепленные выстрелами, заскочили. У нас и тросик был, мы говорим: «Ребята, зацепите». – «Ну тебя к черту. Тут надо из окружения выходить. А ты со своим…» – «Жалко же бросать. Вытяните нас». Пока мы рядились, колонна тронулась. Задние танки наехали и раздавили нашу амфибию. Пришлось забираться на танк. Не удалось нам на амфибии поплавать».
Описания засад «Артштурмов», сделанные Арсением Родькиным помогают лучше понять – каким грозным противником были «Артштурмы». По немецким данным, уже к началу 1944 года на их счету было около 20 тысяч танков…
Фото: САУ StuG III 1-й батареи бригады штурмовых орудий дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» (1.Batterie/SS-Sturmgeshütz-Abteilung «Leisbstandarte SS Adolf Hitler») и подбитый горящий советский танк Т-34 на дороге у станицы Новоспасская.
На втором плане слева — солдаты уносят раненого унтерштурмфюрера СС Мартина Бергеманна (Martin Bergemann, 1920—1941) из 1-го танкового разведывательного подразделения LSSAH (1.(Krad.-)Kompanie/SS-Aufklärungs-Abteilung «Leisbstandarte SS Adolf Hitler») после неудачной попытки подорвать советский танк миной. Умер от ран в тот же день.
Танк Т-34 был расстрелян штурмовым орудием Stug III с расстояния в 25 метров.
Фото: САУ StuG III 1-й батареи бригады штурмовых орудий дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» (1.Batterie/SS-Sturmgeshütz-Abteilung «Leisbstandarte SS Adolf Hitler») и подбитый горящий советский танк Т-34 на дороге у станицы Новоспасская.
На втором плане слева — солдаты уносят раненого унтерштурмфюрера СС Мартина Бергеманна (Martin Bergemann, 1920—1941) из 1-го танкового разведывательного подразделения LSSAH (1.(Krad.-)Kompanie/SS-Aufklärungs-Abteilung «Leisbstandarte SS Adolf Hitler») после неудачной попытки подорвать советский танк миной. Умер от ран в тот же день.
Танк Т-34 был расстрелян штурмовым орудием Stug III с расстояния в 25 метров.
На фото: Солдаты 3-го Украинского фронта рассматривают снаряд захваченной немецкой самоходки StuG III Ausf. G на дороге в Никополь. Машина имеет зимний камуфляж, на уцелевшей гусенице видны антипробуксовочные зубья (Mittelstollen), использовавшиеся для повышения ходовых качеств на льду или твердом снеге
Свежие комментарии